Ситуация

Позади у Кати уже девять курсов химиотерапии. Одни врачи четыре месяца назад ей сказали, что жить ей отмерено всего полгода. Это значит, что осталось всего лишь шестьдесят дней… А другие недавно обнадежили: все еще можно поправить, главное — лечиться и соблюдать все рекомендации. Чтобы этот обнадеживающий прогноз сбылся, Катя бьется из последних сил. Сейчас она работать не может, а летом дни напролет вкалывала батрачкой на полях. Со своей лимфомой Ходжкина, при которой строго-настрого противопоказано солнце, Катя пропалывала бесконечные грядки на чужих полях, чтобы хоть что-нибудь заработать. Ей ведь и лечиться надо, и детей кормить-одевать: Наташа с Машей — школьницы, Танюше всего три года. Да на зиму бы дровами запастись, на уголь-то денег негде взять.

Врачи, конечно, Катю ругают: она губит себя на этих полях. Женщине специалисты медико-социальной экспертизы поставили вторую группу инвалидности, объяснили, что у нее статус ограниченно трудоспособной. Дескать, ты должна работать в специально созданных условиях. Для тебя, Катя, созданных условиях, понимаешь?

Она понимает… Только условий ей таких никто не создаст. Потому что Кати вроде бы и нет. То есть человек-то такой есть на самом деле, живет в поселке Вершинном уже 19 лет. Но документ, который бы это подтвердил, отсутствует. Все по закону: пенсию по инвалидности получают только граждане Российской Федерации, они же могут быть официально трудоустроены куда угодно. И льготы им полагаются, и материнские капиталы, и прочие субсидии. Все по справедливости: гражданин — получи положенное, нет гражданства — иди со своей лимфомой на поля зарабатывать на очередную порцию «химии». А то, что у тебя трое детей, жить тебе негде, так это твои проблемы. Ты вообще кто? У тебя паспорт есть? И кто же в этом виноват?

В жерновах этой справедливости Катя бьется уже 13 лет. Ей фатально, катастрофически не везет. В 1993 году ее, девятилетнюю девочку, вместе с пятью другими своими детьми привезла сюда мама. Гражданами Российской Федерации стали почему-то все, кроме Кати. Про нее, маленькую девочку, как-то забыли впопыхах. Всем старшим в семье сделали документы, а ей — нет. Так уж получилось. А когда Катя стала совершеннолетней и принялась за документальное подтверждение своего существования, перед ней начали захлопываться все двери. Куда ни ткнется — отказ. Сначала выяснилось, что у девушки нет свидетельства о рождении. Затерялось то ли при переезде, то ли когда всем гражданство оформляли, то ли просто завалилось куда-то… А родилась-то Катя в Казахстане. Пришлось туда запрос писать. Там дубликат свидетельства, конечно, сделали и в Россию даже отправили — через четыре года после запроса. И правда, чего торопиться? Впереди ведь целая жизнь…

Потом начали сотрудники в паспортно-визовой службе меняться. И каждому Кате приходилось объяснять свою ситуацию, каждому стопки справок носить. Кому приходилось просто паспорт менять, и то знает, о чем речь идет. Даже если ты за границы РФ никуда не выезжал, всю жизнь на одном месте просидел, все равно должен доказать, что имеешь право быть гражданином. А тут такой запутанный случай: родилась в Казахстане, жила в Киргизии, в девять лет надумала в Россию переехать!

Год назад Катя получила наконец разрешение на временное проживание на территории Российской Федерации. В отделе миграционной службы ей объяснили: прожив год с этим документом, она имеет право получить вид на жительство, а там уже и до гражданства недалеко. Только для вида на жительство нужно опять целый пакет документов собрать и — самое главное и невыполнимое — открыть счет в банке и положить на него 80 тысяч. В этом-то вся проблема: нет у Кати таких денег. У нее и восьми тысяч нет. Весь ее доход — с трудом оформленные детские пособия, которые она все-таки получает. И пенсию по инвалидности ей вроде бы начисляют где-то в недрах пенсионного фонда, только не выплачивают. Почему? Несложно догадаться — у нее же паспорта нет. Для государства Катя — никто, ее нет.

Впрочем, не только для государства. По Катиным словам, ее и для родных сестер-братьев тоже нет. Говорит, что они давно уже не общаются, хотя все живут тут же, в Вершинном. Одна из сестер прошлой зимой позвала к себе перезимовать, а потом вроде бы выставила счет: какие-то неисчислимые тысячи для больной матери с тремя детьми.

Недавно она звонила мне, — вспоминает Катя, — спрашивала, когда долг отдам.

Знаете, что удивительно? Эта несчастная женщина не жалуется. Устала, наверное, а может быть, поняла за все эти годы, что жаловаться без толку. И оттого ее монолог о жизни, болезни, походах по кабинетам звучит еще страшнее.

Катя болеет уже четыре года. Сначала, обнаружив у себя маленькую шишечку на шее, она пробовала лечиться сама. Потом обратилась к врачам — ей назначили химиотерапию. После первого курса лечения все вроде бы прошло, Катя приободрилась, но через год лимфоузел на шее воспалился снова, вслед за ним — другой, потом появились шишки под мышками…

Доктора пишут так непонятно… — Катя листает толстенную папку, в которой собрана вся ее жизнь: переписка с разнообразными инстанциями, заключения врачей, результаты УЗИ, какие-то справки. — Вот что это значит — «рецидив»?

Узнав, что это новое проявление болезни после, казалось бы, выздоровления, расстраивается и тем же монотонным голосом, что и прежде говорит:

Я ничего делать не могу… Каждую минуту всю себя ощупываю: может, шишки стали меньше, или больше, или новые появились… А по ночам, когда дети спят, плачу.

Честно говоря, в такой ситуации плакал бы, по-волчьи выл бы любой. Живет Катя с младшими дочерьми на съемной квартире. Старшая Наташа — у бабушки. Катина мама больна диабетом и жить под одной крышей с маленькими ей неудобно, у нее тогда повышается уровень сахара в крови и поднимается давление. Поэтому Катя снимает угол у чужих людей. Вернее, не снимает — бесплатно живет. В этой маленькой квартирке из всех удобств — небольшая печка, с треснувшей чугунной плитой. Катя топит эту печь не дровами даже, а кусками старых досок — у матери во дворе разобрали старый сенник, вот и все топливо. Воды нет: скважина давно забилась, ее нужно прочищать, а то и пробивать заново, а на это денег у Кати нет. Хорошо, что соседи позволяют у них воду брать.

В прошлом году обещали в сельской администрации помочь с дровами, — говорит Катя. — Не помогли. Я просила разрешения возле маминого двора спилить старые тополя на дрова. Разрешили, только сказали, чтобы пилила сама, у них денег нет. А как же я спилю? Это нанимать надо кого-то, а денег-то у меня нет.

Образования как такового у Кати нет. Она закончила всего шесть классов. В первый пошла в 10 лет, уже после переезда в Россию. Говорит, что и в Киргизии ходила в школу, но здесь пришлось начинать все заново. Но сил и терпения хватило ненадолго.

Я сама не захотела дальше учиться, — объясняет Катя. — Мне в пятом классе было уже 15 лет, а вокруг меня маленькие дети. Стыдно было, неудобно.

Три года назад Катю чуть не лишили родительских прав. Она говорит, что инициатором была ее сестра, которая настаивала, чтобы Катиных девочек отдали ей под опеку. Мы не встречались с этой женщиной, поэтому не может судить о мотивах ее поступка. Скажем лишь, что органы опеки стали на сторону Кати. Да, младших девочек у нее тогда забрали на полгода, определили в приют — это один из способов поддержки семей, оказавшихся в сложной социально-экономической ситуации. Катя забрала девочек домой и сегодня с благодарностью говорит о людях, которые ей помогли — Наталье Геннадьевне Муковниной из районной комиссии по делам несовершеннолетних, Светлане Константиновне Гладковой из отдела опеки и попечительства.

Сначала, конечно, они меня отчитали — думали, что я пью, о детях не забочусь, — вспоминает Катя, — а потом разобрались и встали на мою защиту.

Да, Кате помогают. Она рассказала нам, что учителя Вершинновской школы собирали ей деньги на дорогу, когда она ездила на очередной курс химиотерапии. Соседка Татьяна регулярно приходит к ней, чтобы постирать, приготовить обед.

Таня наварит нам дня на два, — говорит Катя, — и хорошо. Я сейчас вообще ничего делать не могу — болит все.

Чего Катя хочет, о чем мечтает? О том, что хочет выздороветь, она напрямую не сказала ни разу. Это слишком заветная, слишком страстная мечта. Говорит о другом: документы бы сделать, денег бы… В пенсионном фонде ей сказали, что смогут выплатить часть пенсии по инвалидности, если Катя документально подтвердит хотя бы один день стажа. А она и этого не может. У нее есть официальный стаж, всего лишь месяц, но есть — в Слободском работала. И трудовая книжка была, да дети ее куда-то «заиграли». Теперь нужно ехать туда, брать справку, которая подтвердила бы этот месячный стаж, да кому же этим заниматься? У Кати нет ни сил, ни денег. Ей бы решить вопрос, где взять на зиму картошки, теплой одежды детям.

Жалко Катю, но еще большую жалость вызывают ее дети. У них тоже гражданства нет, и материны мытарства по инстанциям им, видимо, придется повторить. Когда Катя оформляла документы на получение разрешения на временное проживание, вписала в свое заявление и детей. Сама разрешение получила, а на детей не дали… Они сейчас граждане никакого государства. Какими бедами им это аукнется в недалеком будущем, можно только предполагать.

Наверняка у кого-то мелькнет мысль: «Сама виновата. Нарожала от разных отцов, нагрешила…» Может быть, мы не спорим. И все-таки кажется, что в этой ситуации либо виноваты все ее действующие лица, либо вообще никто.

Зачем мы все это вам, дорогие читатели, рассказали? Понимаем, что у каждого свои проблемы. Но, может быть, найдутся среди наших читателей те, кто сможет хоть чем-то Кате помочь? Может быть, отыщутся среди вершинновцев те, кто поможет ей спилить эти злосчастные тополя на дрова? Просто так, бесплатно? Или какому-нибудь фермеру будет не жалко отвезти ей мешок картошки? Или вдруг найдется в хуторе Слободском человек, который поможет Кате раздобыть справку, подтверждающую ее стаж? А может быть, специалисты Бакланниковской и Сусатской сельских администраций, если захотят, сумеют скоординировать свои действия и сами эту злосчастную справку раздобудут? Согласитесь, люди, не каждый день на нашем пути встречаются настолько беспомощные и настолько в нашей помощи нуждающиеся, как Катя, как ее дети.

На днях, уже после нашей встречи, хозяин квартиры известил Катю, что собирается продавать эту свою недвижимость. Разрешил женщине пожить там до весны, а потом — «освобождайте жилплощадь». Куда пойдет Катя со своими девочками в марте — никто не знает. В сельской администрации ей объяснили: «Получишь паспорт — приходи. Напишешь тогда заявление, мы тебя поставим на учет как нуждающуюся в жилье. Как придет твоя очередь, получишь квартиру». Такой вот бесконечный лабиринт выстроила перед Катей судьба: куда ни ткнется — всюду тупик, запертые двери. Но не хочется верить, что выхода нет — в любом лабиринте он должен быть. Правда, в одиночку Кате этот путь уже не преодолеть. Ей нужна помощь. Да, не безгрешная она, а в разве в каких-то законах и заповедях написано, что помогать нужно только праведникам?

Н. БИЛЕЦКАЯ.

Фото автора.

На снимке: Катя с младшей дочерью Таней, пока старшие девочки в школе.